— Тогда я откланяюсь, — сказал он и начал было склонять голову и отводить руку в сторону для замысловатого танца прощания с принцем-консортом, но я прервал:
— Граф, вы лучше расскажите о ваших стратегических запасах меди, железной руды, серебра. Я хотел бы помочь вашей молодой экономике, что после ужасного засилья узурпатора Голдвина в упадке и разрухе, а подниматься всегда лучше с помощью надежных закордонных друзей и умело поданных инвестиций.
Он взглянул с укором.
— Ваше высочество, идет подготовка к коронации…
— Великолепно идет, — сказал я бодро, — я даже и не сомневаюсь, что все будет с иголочки, только потому и отвлекаюсь на такую ерунду, как экономика, повышение уровня валового дохода, добыча полезных ископаемых и отношения с вооруженными до зубов соседями, что спят и видят.
Он подумал, я видел, как с его чела ушли глубокие государственные морщины крупного деятеля, согбенные заботами плечи расправились, а глаза блеснули чуть ли не весельем.
— С этим у нас терпимо, — сказал он.
— Как я безумно рад! — воскликнул я.
— Как вы, несомненно, помните, — продолжил он, — наше королевство упирается в Большой Хребет точно так же, как и соседняя, процветающая под вашей дланью Армландия, которой так повезло в ее мудром выборе себе правителя.
— Спасибо.
— Только у Мезины нет Туоннеля, — сказал он со вздохом, — зато есть очень хорошие копи в том же Великом Хребте. Там добывают медную руду, есть запасы железной, олова, а также найдены богатые жилы серебра и золота.
— Это прекрасно! — воскликнул я с чувством. — Вашей стране необходимо все из добываемого! Кроме золота, конечно, его пока что использовать негде, кроме как в виде основной единицы для платежей.
Он светски улыбнулся, показывая, что шутку оценил, и сообщил с той же улыбкой:
— Вы совершенно правы, медь настолько ценная штука, что даже такие слова, как медаль или медальон, пошли от нее. У нас, кстати, медь по большей части встречается в виде самородков. Во всяком случае, намного чаще, чем золото, серебро и железо вместе взятые.
— Это везде так, — заверил я.
— У нас, — пояснил он, — обычно берут малахитовую руду, смешивают с древесным углем, засыпают в глиняный горшок и ставят на огонь. А у вас?
— Увы, — ответил я, — тот же примитив, но пока что нужды зачатков промышленности покрывает. И хотя меди намного меньше, чем железа, возможности ее велики, потому нужно стараться развивать добычу, потому что бронза и латунь — это тоже медь, хоть не вся. Мы можем заключить с вами долгосрочные контракты на закупку больших объемов в течение, скажем, десяти лет! Или даже получить у вашего правительства лицензии на разработку собственными мощностями… естественно, с отчислением надлежащего процента в казну Мезины…
— Это решит королева, — ответил он осторожно, — такие вопросы только в ее компетенции.
— Гм, — сказал я, но не стал говорить о грядущей реформе. Даже он, занятый с головой подготовкой к коронации, не предполагает, что понятия «королева» и «правительство» очень скоро разойдутся весьма и даже весьма-весьма. — Ну ладно, отложим. В общем, я с головой погружусь в изучение ритуала коронации.
— Спасибо, ваше высочество.
— Да пустяки, — заверил я. — Я всегда интересовался этнографией и тутанхамонией… Э-э, погодите, граф, еще минутку!
— Ваше высочество?
— Что это за зеркало? — спросил я. — На мой изысканно-простецкий вкус эстета-демократа оно несколько выбивается из стиля этой комнаты. Самую малость, но все же…
Он взглянул на меня с удивлением и, как мне показалось, даже с уважением.
— Вы… заметили? Странно, обычно никто не обращал внимания.
— Так что с ним не так? — спросил я. — Простите, граф, но у меня слабость к зеркалам. Я такой красавец, что не могу не полюбоваться собой так и эдак, а потом еще и вот так, видите?.. В них я еще красивше и умнее, особенно когда щеки вот так, будто у Борея на картах…
Он покачал головой.
— А вот этого я бы вам делать не посоветовал.
— Почему? Разве я не красавец? Или вы оспариваете вкус королевы?
Он сказал испуганно:
— Что вы, мой лорд, это было бы государственной изменой!.. Но это зеркало, в которое нельзя долго смотреть. Если подойти ближе и начать всматриваться, то оно либо начнет делать вас моложе, либо намного старше, что бывает чаще.
— Ого!
— Но бывает, — продолжал он, — смотрящий в него становится выше ростом или ниже! И никак нельзя угадать, что получится…
— А переиграть нельзя?
— Это как?
— К примеру, — сказал я, — человек начинал становиться короче, а все мы, понятно, желаем быть крупнее и страшнее. Но если прервать процесс, а потом прийти завтра, то будет ли то же самое? В смысле, уменьшение размеров?.. Допустим, будет уменьшение снова. И на третий день. И на четвертый. Но если на пятый вдруг пойдет вверх, то можно задержаться перед зеркалом подольше, чтобы наверстать все потери за предыдущие дни!
Он посмотрел на меня внимательно.
— Вы рисковый человек, ваше высочество. Никому почему-то и в голову такое не приходило! Как только кто-то начинал укорачиваться хоть на полдюйма, тут же с криком убегал.
— И больше не подходил?
Он вздохнул.
— Нет… Простите, мне нужно идти подготавливать процесс коронования. Ваше высочество…
— Граф…
С обширным списком, что нужно знать и уметь принцу-консорту, я перешел в соседнюю комнату, мне по рангу мужа королевы положены весьма обширные и, как я обнаружил, достаточно богатые покои. Много золота на стенах, потолке и украшениях, но странно обходятся без аляповатой роскоши, чувствуется вкус, изящество, словно архитектор все же перекричал заказчика и сумел навязать свое видение прекрасного.